БИБЛЕЙСКИЕ ОСНОВЫ ДОГМАТИЧЕСКОГО БОГОСЛОВИЯ
А. Ганоши
ПОЧТИ ни у кого не вызывает сомнения, что специалисты по догматическому богословию, серьезно относящиеся к своим научным исследованиям, должны идти в ногу с достижениями современной экзегетики. Богословы различных христианских исповеданий в целом проявляют единодушие по вопросам истолкования Священного Писания, при этом наблюдается сильное сопротивление так называемому «школьному» догматическому богословию, представители которого используют Библию в качестве источника «доказательств от Писания». Специалисты по догматическому богословию, основывающие свои исследования на библейской экзегезе, тем более резко протестуют против данного метода, что его апологеты стремятся придать методу роль единственного стража правоверия, «чистоты учения» и «истин веры», используя все те же «доказательства от Писания».
Место «доказательств от Писания»
Что представляет собой метод «доказательства от Писания» в
традиционном догматическом богословии? Суть метода состоит в обосновании тех или
иных положений (большей частью выведенных из официального учения о Церкви) путем
ссылок на библейские тексты. Доказательства главным образом заимствованы из
святоотеческого наследия и спекулятивной философии. Кроме того, обращение к
библейским текстам помимо методологического имеет еще один вполне определенный
смысл. По убеждению богословов, бытующему с незапамятных времен, именно
Священное Писание в первую очередь служит средством передачи человеку
Божественного Откровения и выражает истины христианской веры. На этом убеждении
основывается апостол Павел, прошедший раввинистическую школу, когда он ссылается
на Пятикнижие и Книги ветхозаветных пророков (см., например, Посл. к галатам, гл.
3, ст. 6-18; гл. 4, ст. 27-31; Посл. к римлянам, гл. 4) для доказательства своей
мысли об исполнении Божественных обетовании в Иисусе Христе. Конечно, любой
экзегет прекрасно знает, что Павел придает цитируемым текстам более глубокий
смысл, чем они в действительности несут (например, Посл. к галатам, гл. 4, ст.
21-30; 1 Посл. к коринфянам, гл. 10, ст. 1-11), и что иногда он даже изменяет
библейский текст (к примеру, 1 Посл. к коринфянам, гл. 15, ст. 55). Если
оценивать Павловы «доказательства от Писания» по современным критериям, то в
ряде случаев его легко можно будет обвинить в «христологической подтасовке»
ветхозаветных текстов.
Но оценивая Павла с этой точки зрения, мы впадаем в теоретический
анахронизм. Кроме того, нам не удастся понять важнейшую часть учения Павла,
выраженную именно таким способом: согласно апостолу, спасая человека. Бог
следует определенному историческому плану, смысл которого «скрыто» содержится в
Ветхом Завете и впервые становится «явным» в новозаветном явлении Христа. Это
знание, открываемое верой, объективно оправдывает преимущество богословского
подхода к Писанию перед «буквалистским». Любое утверждение Библии может и должно
находиться в гармонии с деланием спасения, свершившемся во Иисусе Христе. И
следовательно, такое утверждение всегда можно использовать в проповеди о
спасении.
Приоритет веры над Писанием и в то же время ее зависимость от Писания
определяются в наше время совершенно иными условиями. Богословие уже не
ограничивается исключительно проповедованием, исповеданием, славословием,
поучениями и апологетикой. Оно сталкивается с чисто научными требованиями,
включающими историко-критический подход. В результате возник совершенно новый
подход к богословию и к тому, как оно выражает тайну Христа. Характерное для
наших дней «уважение к истории» (впервые подчеркнутое А. Гарнаком) и,
соответственно, необходимость высочайшей точности и объективности требуют
радикального пересмотра вопроса об использовании в догматическом богословии «доказательств
от Писания». Если специалисты по догматическому богословию не принимают в расчет
эпохальных изменений в области герменевтики, то, как заметил К. Ранер, возникает
опасность «формального и логического насилия над отдельными, вырванными из
контекста фразами Библии», когда они используются при доказательстве тех или
иных утверждений, оторванных от их христологического центра.
Каково значение «доказательств от Писания» в наши дни?
При современном уровне богословия, особенно на Западе, в силу
элементарных научных требований можно признать лишь относительную ценность за
результатами, полученными с помощью так называемых «доказательств от Писания». В
той форме, в какой такие «доказательства» используются в многочисленных
руководствах по богословию, они либо ничего не доказывают современному читателю,
либо ломятся в открытую дверь, что только наносит ущерб вере. Они вызывают рост
недоверия к богословию, поскольку применяются, чтобы связать экзистенциальное
выражение веры человека в христианское Откровение с толкованиями Писания, уже
отвергнутыми современным библейским богословием. В таком случае выражение <доказательство
от Писания» может создать определенную лингвистическую путаницу и поэтому оно
должно быть изъято из обращения. Это не обязательно означает, что мы должны
отвергнуть идею, выраженную в конкретном «доказательстве от Писания». В той
степени, в какой эта идея согласуется с непреходящими представлениями
христианской веры, надо пытаться открыть ее фундаментальный смысл и значение и
представить ее в форме, понятной современному человеку.
Однако, выходя за чисто терминологические рамки, можно задать следующий
вопрос: «Какое позитивное значение может иметь в наше время обычно неправильно
воспринимаемое выражение «доказательство от Писания»? Мы обсудим этот вопрос в
следующих пяти подпунктах.
а) Полнота Писания...
Самое первое, на что указывает выражение «доказательство от Писания» —
это утверждение примата Писания в целом над всеми иными способами религиозного
познания. Согласно отцам Второго Ватиканского Собора, Церковь «всегда чтила
Божественные Писания... как наивысшее правило своей веры», потому что оно «неизменно
сообщает Слово самого Бога... Поэтому нужно, чтобы церковная проповедь, как и
сама христианская религия, питалась и руководилась Священным Писанием».
б) ...в его многообразии Во-вторых, нужно иметь в виду, что признание
примата Библии в наши дни должно сочетаться с осознанием того факта (установленного
критическим исследованием Предания и текста), что Библия — это прежде всего
собрание свидетельств веры, которое складывалось на протяжении веков. Именно эту
Библию мы знаем благодаря достижениям современной экзегезы, и именно ее Церковь
называет «наивысшим правилом своей веры», «Словом самого Бога», выраженным
словами человека. Экзегеты представили неоспоримое доказательство того, что все
канонические книги Библии сильно различаются между собой и даже динамично
противостоят друг другу не только по жанру, но и по экзистенциальному контексту
в пределах истории преданий, а также по целям написания и смыслу. Именно данное
обстоятельство придает Писанию динамизм, убедительность, доказательную силу, или,
говоря точнее, авторитетность его свидетельству. Писание подтверждает
догматически приемлемую идею, согласно которой нет противоречия, в том, что Бог
Иисуса Христа использует для Откровения все возможное многообразие форм. Эту
идею можно выразить более определенно — Библия доказывает, что многообразие
представленных в ней традиций является для нее нормой. Второй Ватиканский Собор
не высказывался столь определенно, но все же достаточно ясно отметил: «Истина
предлагается и выражается по-разному и различными способами в текстах
исторических, или пророческих, или поэтических, или в других видах речи». Само
обращение к обстоятельствам жизни и замыслу каждого автора или редактора
Священного Писания свидетельствует о том, что Конституция «О Божественном
Откровении» Второго Ватиканского Собора противостоит попыткам использовать
Писание для поддержки теорий, возникающих на основе «доказательств» с помощью
изолированных текстов избранных книг Библии.
в) Роль Предания
Это не означает, что каждая отдельная книга Библии совершенно выпадает из
экклесиальной среды и канонизирована. Наоборот, предполагается, что творчество
автора библейской книги порождено общинным преданием, которому он придал
литературную форму. Таким образом, история Предания и история Писания тесно
переплетаются друг с другом. Именно поэтому Писание носит следы чрезвычайно
сложного влияния большого числа факторов. В основе текстов, свидетельствующих об
Иисусе Христе, лежит весьма разнообразный общинный и личный опыт. Такое
взаимопереплетение различных источников повлияло на истолкование проявлений веры
в самой Библии. Во многих случаях, например, библейские авторы учитывали как
истолкование миссии и личности Христа, данное другими авторами, так и аудиторию,
к которой они сами обращались. Такое «взаимовлияние» играло большую роль в
формировании канона Писания. Весьма характерным примером взаимовлияния Предания
и Писания может служить взаимодействие между хранимой христианской общиной живой
верой в Иисуса распятого и воскресшего из мертвых, с одной стороны, и текстами,
восходящими к определенным свидетелям этой веры — с другой. Современная
библеистика показала, что в этом сугубо экклесиальном процессе имело место как
усвоение, так и исключение наличного материала, а Церковь в этом процессе
осуществляла «ориентировку» и «самоконтроль».
Крайне важно, чтобы представители современной церковной герменевтики
отдавали себе отчет о пути, который проделала Библия. Хотя traditio современной
церковной общины уже не участвует в формировании канона Священного Писания, оно
продолжает играть роль в передаче и толковании Библии. Осуществляя эту задачу,
современная Церковь не должна терять связи с существующим каноном Писания, чтобы
толкования Писания не сводились к тем или иным «человеческим традициям», как их
называли протестанты. И заявление Второго Ватиканского Собора о том, что «Священное
Писание пребывает в единстве со Священным Преданием» и есть «наивысшее правило...
веры» Церкви, надо, несомненно, понимать именно в таком смысле. Очевидно, Библия,
с которой мы имеем дело сегодня, — это Библия, прочитанная в свете научной
экзегезы. Ныне Библия должна нам открываться в герменевтическом единстве с
Преданием проповедующей, учащей и действующей Церкви.
г) Библия как основа
Современные специалисты по догматическому богословию, анализирующие
предмет веры в свете открытий библеистики, естественно, стремятся учесть
вышесказанное в своем научно-церковном процессе богословствования. Чтобы делать
это постоянно и добросовестно, им необходимо обратить внимание на другой аспект
проблемы «доказательств от Писания». Они должны принять Библию, изученную во
всей ее реальной сложности, за основу научных изысканий, обращенных
непосредственно к современности. В Конституции «О Божественном Откровении» эта
важная мысль выражена следующим образом: «Священное богословие опирается на
написанное Слово Божье, как на незыблемое основание». Задача экзегезы — научное
исследование этого основания, и поэтому можно согласиться с Й. Бланком,
назвавшим экзегетику «научным базисом» для всех прочих богословских дисциплин.
д) Необходимо избегать всякой абсолютизации
Вышесказанное может быть неверно истолковано как попытка придать
абсолютное значение историко-критическому (или какому-либо другому) методу или
абсолютизировать Иисуса Нового Завета. В конце концов, богословие не может
целиком основываться на экзегезе и ее часто противоречивых выводах и теориях.
Подлинной основой богословия может быть только Слово Бога, прозвучавшее в
последние времена и ставшее осязаемым в Иисусе Христе, то эсхатологическое Слово,
о котором свидетельствует Библия, благодаря усилиям науки доступная нам сегодня
в своей изначальной свежести. И поэтому приходится согласиться, что научное
исследование Библии служит существенным подготовительным этапом. Во-первых,
представляя «написанное Слово Божье» в его истинном виде в качестве исходной
модели для различных исследований в других дисциплинах, экзегетика тем самым
подготавливает такие исследования, во-вторых, она позволяет Церкви успешно
осуществлять учительную роль. Согласно Конституции «О Божественном Откровении»,
«...задача экзегетов — содействовать... более глубокому пониманию и раскрытию
смысла Священного Писания, дабы, благодаря как бы предварительному изучению,
созревало суждение Церкви». Лишь тогда можно говорить о «примате» Библии в плане
«доказательств от Писания».
Экзегетика и догматическое богословие
При рассмотрении ситуации, сложившейся на сегодняшний день в
богословии, мы сразу сталкиваемся с особой проблемой взаимоотношений между
экзегетикой и догматическим богословием. Многие экзегеты до сих пор критикуют
специалистов по догматическому богословию за их настойчивые попытки подтвердить
непреложность существующих доктрин, вместо того, чтобы уделить внимание
результатам библейских исследований. С другой стороны, экзегетов также критикуют
за то, что они слишком большое значение придают деталям и спорам вокруг явно
тривиальных проблем, не хотят в достаточной степени считаться с библейским
богословием и герменевтикой, недооценивают экклесиологический и пастырский
аспекты их трудов. Иными словами, похоже, что вышеизложенные идеи не вошли еще в
практику взаимоотношений между обеими богословскими дисциплинами.
Данная проблема крайне сложна, и здесь я могу лишь коснуться нескольких
возможных решений. Экзегеты и богословы- догматисты призваны, как очень хорошо
сказано в Конституции «О Божественном Откровении», «неустанно трудиться,
объединяя свои силы». Поэтому первоочередной задачей для них должно стать ясное
осознание своих методов и областей компетенции. Когда же эта цель будет
достигнута, они смогут сотрудничать в деле совершенствования экклесиологической
формы герменевтики, которая учитывает исторический характер Откровения. Поэтому
требуется не только ясно осознать методы и задачи экзегезы и догматического
богословия, но также существующие между ними различия, что могло бы послужить
истолкованию Слова Бога, выраженного во Христе и через Христа, задаче, которую
можно решить лишь совместными усилиями.
Различия в подходах к истории Церкви и ее догматам
Важнейшее, наиболее существенное различие между экзегетическим и догматическим толкованием Библии состоит в том, что первое относится к периоду истории спасения, охватываемому Библией, в то время как второе связано с послебиблейскими временами. Богослов-догматист не может не рассматривать историю Церкви и догматов, относящихся к периоду после формирования канона Писания, в то время как экзегет не только может, но и должен игнорировать весь этот «поздний» период. Экзегет обладает правом на значительную свободу от догмы. И благодаря этому праву, он способен в полной мере использовать открытия и современные научные методы истории и лингвистики, что позволяет ему должным образом оценить рассматриваемые тексты с исторической и литературной точек зрения. Специалист по догматическому богословию, напротив, не может ограничиваться лишь этими аспектами. Он решает задачу синтеза и выявления единства, лежащего в основе тех или иных богословии, что представлены в Библии. Поэтому его герменевтические исследования требуют систематичности и особой сосредоточенности на поставленных задачах. Однако он не должен забывать об индивидуальном характере богословия, представленного тем или иным библейским автором, и не допускать смешения богословских идей, скажем, синоптиков, Иоанна и Павла. Преодолев этот трудный барьер, богослов-догматист наилучшим образом осуществит исторически дифференцированный подход, в результате которого выявится целостная, соответствующая действительности картина.
Различия в отправном моменте исследований
По понятным причинам, экзегет начинает исследование в обратном порядке, анализируя текст и пытаясь точно определить обстоятельства появления этого текста и цель его написания. Исследование богослова-догматиста, напротив, носит не столько аналитический и описательный, сколько синтетический характер. При изучении библейского текста или предания он должен определить, соответствуют ли они истине веры и способны ли направлять веру отдельного человека и Церкви. В этом смысле богослов-догматист может быть назван стражем «канона в каноне», потому что он призван постоянно делать акцент на христологическом центре Писания, особое внимание при этом уделяя человеку Иисусу.
Актуальность современных проблем для экзегетов и богословов
Здесь важно обратить внимание на еще одно «разделение труда» между богословами-догматистами и экзегетами. В отличие от последних, специалист по догматическому богословию несет прямую ответственность за оправдание веры в настоящий момент. Одна из главных задач для него — изучение характерных черт современной жизни, обстоятельств, определяющих жизнь, мысли, страдания и надежды человека сегодняшнего дня. И он обязан дать ответ на все возникающие здесь вопросы. Его герменевтические исследования не только диахроничны (библейская основа и история догматов), но и синхроничны. Он должен прислушиваться к современности. Чтобы обращаться к ней, он должен познать мир, в котором он живет, дабы, в свою очередь, чему-то научить этот мир. Экзегет, напротив, прежде всего должен решать историческую задачу исследования и оценки основополагающего периода истории христианства, в частности того, что К. Мюллер назвал «направленностью воли Иисуса из Назарета». Конечно, исследования экзегета не должны быть полностью оторваны от главных проблем современности, но ему не требуется искать прямой ответ на эти проблемы — то, что обязан делать специалист по догматическому богословию.
Различия в отношении к Церкви
Наконец, существуют различия в методологической позиции по
отношению к Церкви экзегетов и специалистов по догматике.
Если первые могут игнорировать послебиблейский период в истории Церкви и
соответствующие догматы и, в действительности, делают это, то специалисты по
догматическому богословию должны учитывать учения, развивавшиеся на протяжении
всей истории Церкви, а также необходимость формулировать и разрабатывать учение
Церкви в настоящее время. Однако при анализе церковных учений специалист по
догматическому богословию использует тот же историко-критический метод, что и
экзегет в библейских исследованиях. В современной герменевтике этот метод
незаменим.
Из сформулированных здесь конкретных задач экзегетики и догматического
богословия, или, как назвал их Ф. Ханн, «двух фокусных точек богословия»,
следует вывод об их полной взаимозависимости. Другими словами, не может
существовать «базисной» или «основополагающей» науки без науки «развивающей»,
надстраивающей новые этажи знания, так же как не может быть подготовительной
части без продолжения и, наоборот, продолжения без подготовительной части.
Наконец, должна быть разрешена единая герменевтическая проблема христианской
веры, но экзегеты и специалисты по догматическому богословию должны внести в ее
решение свой особый конкретный вклад.
Границы авторитета Писания
В заключение мне хотелось бы сказать несколько слов о неизбежной
ограниченности «библейского материала», на котором основывается библейски
ориентированное догматическое богословие. Библия сама по себе ограничена как в
свете невыразимой тайны Бога, так и по отношению к ее центральной теме — Иисусу
Христу. Откровение, в конечном итоге, не исчерпывается Писанием, и Слово Бога не
может полностью выразиться человеческими словами. Само Божественное Откровение
становится известным человеку в «делах и словах», берет свое начало в Слове,
сотворившем мир, и продолжается в «невербальных» свидетельствах Иисуса. Таким
образом, самая священная письменная форма Откровения не носит абсолютного
характера. Все наши экзегетические и догматические установки еще более
подвержены человеческой и временной ограниченности.
Поэтому перед богословом, желающим, чтобы его исследования отвечали
научным требованиям, поставлена очень скромная задача. Как и экзегет-библеист,
он не может удовлетвориться «написанным Словом Божьим». Даже ученый,
богословствующий «в согласии с Писанием», неизбежно вовлечен в динамику
неразгаданной, невыразимой тайны Бога. В связи с этим уместно указать на
аналогию из повседневного человеческого опыта — загадку человеческой любви и
ненависти, которую невозможно до конца выразить никакими словами и никакими
символами. В обоих случаях всегда существуют еще нерешенные актуальные вопросы,
которые не могут игнорироваться богословами, в особенности специалистами по
догматическому богословию, но эти вопросы необязательно относятся к библеистике
и к самой Библии.
«Символ» №15, 1986
стр. 71-80
