Архиепископ Пецци рассказал, какие вызовы стоят перед Церковью сегодня

Создано 26.10.2012 18:40

19 октября 2012 года по случаю открытия академического года в Католической высшей духовной семинарии «Мария — Царица Апостолов» в Санкт-Петербурге архиепископ Павел Пецци представил доклад под названием «Возвещать Христа современному человеку: к 50-й годовщине открытия II Ватиканского Собора», посвященный современным вызовам Церкви.

Представляем полный текст доклада:

Каковы главные вызовы, стоящие сегодня перед Церковью? Я вижу эти вызовы, прежде всего, в значении Церкви: нужна ли Церковь современному обществу, которое стремится изгнать её из реальной жизни людей? Что значит религиозная свобода в мире, где доминируют релятивизм и фальшивая толерантность? В чем ценность человеческой жизни: в том, чем человек обладает, или в том, в чём человек, как он думает, состоит, или же в его призвании?

Неделю назад, 11 октября, в пятидесятую годовщину открытия II Ватиканского Собора, Папа Бенедикт XVI объявил о начале Года веры. Актуально ли ещё спустя полвека это одно из самых важных событий в истории Церкви и мира ХХ века для самой Церкви и современного глобального мира?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вспомнить о целях Собора. Часто говорят, что Собор вдохновлялся желанием обновить внутреннюю жизнь Церкви, нормы в широком понимании, и придать новый импульс миссии Церкви, основываясь на многовековой традиции веры и одновременно принимая во внимание так называемые «знаки времени».

На самом деле задача Церкви в истории не заключается в решении мировых проблем. Церковь заботится о воспитании религиозного чувства человека. Объектом миссии Церкви, какой её нам представляет учительство II Ватиканского Собора, является она сама и весь мир. На самом деле, роль Церкви в мире уже заложена в осознании ею себя как продолжения Христа: то есть, это роль Самого Христа. Задача Христа в истории — развитие в человеке и человечестве религиозного чувства (именно для того, чтобы стало возможно спасти человека!), причём под религиозностью, или религиозным чувством, мы понимаем твёрдую позицию осознания и подобающего отношения человека к собственной судьбе.

В рамках этой задачи находится проблема освобождения, которое принёс в мир Иисус, Спаситель. Для спасения необходимо, чтобы человек находился в правильной позиции по отношению к самому себе и своей окончательной судьбе. И определяющее слово о личности отдельного человека — о нашем «я» — и об истории человека не могут сказать ни увлечённое углубление в себя, ни научный анализ, ни различные идеологии, которые каждая эпоха создаёт как слепок собственных усилий и ограниченности. 

Последнее слово о личности отдельного человека, а потому и о его настоящей судьбе и истории сказал в истории Сам Бог: Слово сообщило Себя людям, став плотью.

Я думаю, что не преувеличу значение этого великого собрания, II Ватиканского Собора, если скажу, что Церковь осуществила свою задачу, просто показав своё подлинное лицо самой себе и миру.

Это подтверждает предыстория Собора. Вскоре после своего избрания Папа Иоанн ХХIII объявил о созыве вселенского Собора — первого после I Ватиканского Собора, прерванного в 1870 году. С января 1959 года он также рассматривал возможность созыва Синода своей римской епархии. Папа Ронкалли, принявший имя Иоанна ХХIII, — дипломат, пастырь, но в глубине души также историк: сознавая относительность некоторых богословских концепций и церковной практики, воспринимаемых как неизменные величины, он намеревался возвратиться к тем великим константам, которыми питается жизнь Церкви (Г. Бедуелл, История Церкви).

Таким образом он намеревался продолжить постоянную реформу Церкви. Ведь Церковь — это постоянно обновляющееся сообщество. На собрании Комиссии по подготовке Собора, 30 июня 1959 года, Папа Иоанн XXIII подтвердил, что Собор будет собран, прежде всего, для того, чтобы Католическая Церковь могла обрести новые силы для своей божественной миссии. Церковь всегда остаётся верной священным принципам, на которых она основана, и неизменному учению Своего Божественного Основателя. Следуя за Христом в изменчивых обстоятельствах, через которые Бог даёт ей пройти, Церковь призвана показать миру своё сияющее лицо.

Намерением Папы Иоанна XXIII было сохранить и научить верных священному наследию христианского вероучения наиболее действенным образом. Эти намерения достойны того, чтобы размышлять над ними. Папа поручил Отцам Собора углубить и представить это древнее вероучение в непрерывной связи с тысячелетней традицией Церкви, «передать вероучение в чистоте и полноте без послаблений и искажений», но по-новому, «в соответствии с требованиями нашего времени» (Бенедикт XVI, Речь CEI, 24.05.2012).

И вот здесь, пожалуй, нам открывается суть всего Собора, его красная нить — то, благодаря чему событие Церкви всегда остаётся актуальным и привлекательным для неё самой и для мира. Это событие, в силу которого Церковь всегда будут либо принимать, либо отвергать, либо любить, либо ненавидеть.

II Ватиканский Собор о тайне Церкви

Название и первые строки догматической конституции «Свет Народам» — Lumen Gentium, посвящённой тайне Церкви, просто и очевидно определяют нашу цель: «Христос — Свет народам: вот почему сей Святейший Собор, сплочённый во Святом Духе, горячо желает, проповедуя Евангелие всему творению (ср. Мк 16, 15), просветить всех людей лучезарной славою Христовой, отражённо сияющей на лике Церкви» (LG 1). Это и есть тот источник, благодаря которому в любую эпоху происходит постоянное обновление этой «entità etnica sui generis», (Павел VI, Общая аудиенция, 23 июля 1975 г.).

«Христос — Свет народам»: в начальных словах своего главного документа Собор признаёт, что живое присутствие Христа продолжается в Церкви, созидает Церковь, реализует её миссию. Свет, который есть Христос, отражается в Церкви. Как мне кажется, осознание этого простого, но важного факта проясняет всё, что Собор говорил о Церкви.

Церковь — это реальность, глубоко проникнутая Христом и Святым Духом. Она, открывая миру себя, открывает Христа, поскольку она есть Его видимое Тело. Церковь является мистическим Телом Христовым во времени и пространстве. Поэтому учительство II Ватиканского Собора, говоря главным образом о Церкви, на самом деле сконцентрировано на Христе, на взаимоотношении между Церковью и Христом, человеком и Христом.

Не случайно, открывая второй этап Собора 29 сентября 1963 года, Папа Павел VI объявил, что Собор должен осознавать это отношение между нами и Христом, между святой и живой Церковью и Христом (ср. Acta Synodalia Sacrosancti Concilii Oecumenici Vaticani II, том II, pars I, 187).

Историк и богослов Жерар Филипс, который был главным редактором Конституции Lumen Gentium, написал, что Конституция о Церкви с самого начала принимает христоцентричное направление, которого придерживается на протяжении всего текста. Церковь глубоко убеждена, что свет народам происходит не из Неё самой как отдельно взятого организма, а от Её Основателя. Церковь знает, что Она лишь отражает этот свет для всех народов (ср. G. Philips, La Chiesa e il suo mistero nel Concilio Vaticano II: storia, testo e commento della costituzione Lumen gentium, Jaca Book, Milano 1975, vol. I, 69).

Сам Филипс заканчивает свой великолепный комментарий следующими словами: «Конечно, не нам пророчествовать о будущем Церкви, о её развитии, удачах или неудачах, но мы знаем, что будущее этой Церкви находится в руках Бога, Который  восхотел  сделать эту Церковь отражением Христа, Света народов» (ср. там же, 314).

8 декабря 1965 года, в холодное, но ясное утро Папа Павел VI на площади святого Петра объявил о закрытии II Ватиканского Собора, передав миру семь коротких посланий (мирским властям; мыслителям и учёным; людям искусства; женщинам; трудящимся; нищим, больным и страдающим; молодёжи). Начался трудный и сложный период осуществления директив Собора (Acta Synodalia Sacrosancti Concilii Oecumenici Vaticani II, том IV, pars VII, 1978, 885-886).

Уникальный опыт II Ватиканского Собора, в котором участвовали более двух тысяч пятисот епископов, съехавшихся со всех концов света, многочисленные эксперты, а также миряне, мужчины и женщины, и некатолические наблюдатели, явился определяющим событием в истории Церкви в XX веке. Я думаю, что сам Собор, и тот внутренний и внешний кризис, через который прошла Церковь, заставили её проделать путь глубокого очищения и обращения. Благодаря этому пути сегодня мы можем видеть плоды и богатство документов Собора.

Наследие Собора

Как мы все знаем, на II Ватиканском Соборе было принято 16 документов. Четыре Конституции, в том числе две догматические:  Lumen gentium — о Церкви, и Dei Verbum —  о Божественном Откровении, а также Sacrosanctum Concilium — о Священной Литургии, и Gaudium et Spes — Пастырская конституция о Церкви в современном мире.

Кроме Конституций было обнародовано девять Декретов: Ad gentes — о миссионерской деятельности Церкви; Orientalium Ecclesiarum — о Восточных Церквах; Christus Dominus — о служении епископов; Presbyterorum ordinis — о духовенстве (к этому декрету я позже вернусь в своём докладе); Unitatis redintegratio — об экуменизме (об этом Декрете также подробно скажем позже); Perfectae caritatis — о посвящённой жизни в современных обстоятельствах; Optatam totius — о формации священников; Inter mirifica — о средствах массовой информации; Apostolicam actuositatem — об апостольстве мирян. 

Три Декларации: Dignitatis humanae — очень важный и вызвавший много споров документ о религиозной свободе; Gravissimum educationis — о христианском воспитании и образовании;  и Nostra ætate — о взаимоотношении между Католической Церковью и нехристианскими религиями.

Во всех этих принятых Собором документах традиционное многовековое Учительство Католической Церкви отражается в современных обстоятельствах.

Dei Verbum — Конституция о Божественном Откровении, работа над ней началась в 1962 году. В этом документе, как и в конституции Sacrosantum Concilium, особенно заметны связь с Христом и отсылка к Нему. Слово Божие и Литургия являются основными средствами, обстоятельствами, через которые присутствие Христа передаётся верующим. Было бы интересно изучить, настолько проведение литургической реформы способствовало установлению более глубоких и сознательных отношений верующих  с Христом. Всем наверняка известны примеры злоупотреблений, которые имели место из-за субъективного и чуждого Собору истолкования его решений, подчинённого веяниям моды.

«Церковь, — сказал блаженный Иоанн Павел II, — проводя Собор, не стремилась замыкаться в себе самой — наоборот, она хотела стать более открытой» (ср. Discorso del 7-12-1985 ai Padri del sinodo dei Vescovi: Insegnamenti di Giovanni Paolo II, том VIII, 2, 1985, 1443). И действительно, II Ватиканский Собор не только углубил тайну Церкви, но и обратил своё внимание на современный мир, на человека в сегодняшних обстоятельствах. Миссия, евангелизация и забота о спасении человека побудили Собор обращаться именно к человеку, чтобы предложить ему ту уникальную встречу с Христом, которая единственная позволяет человеку жить в полном соответствии со своей человеческой природой во всех обстоятельствах (ср. GS, 21). Церковь находится в мире среди людей, рядом с ними, во всех обстоятельствах, чтобы поддерживать их в земном пути. Она «доподлинно чувствует свою тесную связь с родом человеческим» (GS, 1), чтобы принести всем людям спасение. Именно такие цели ставила Конституция Gaudium et Spes («Радость и надежда») — неслучайно названная пастырской конституцией о Церкви в современном мире.

Конституция Gaudium et Spes излагает доктрину Церкви о призвании и достоинстве человека, об атеизме, о человеческой деятельности, о семье, не забывая о всемирной проблеме голода, о вопросах культуры, о жизни в условиях социально-экономической глобализации общества. Она рассматривает также вопрос мира и войны. Gaudium et Spes снова утверждает преимущество христианского взгляда на человека перед теми мировоззрениями, которые умаляют его достоинство и величие (ср. GS, 22).

В этом документе мы находим смелое подтверждение того факта, что величие человека и его достоинство с самого начала до последней секунды его жизни заключаются в его призвании: человек призван, создан для полного общения с Богом. Человек не понимает себя и других, он не способен созидать, если живёт, забывая о своём призвании. Мы видим, к сожалению, тяжёлые последствия позитивистского представления о человеке не только в мировом масштабе современных империй, но и в глубине сердца отдельно взятого человека, когда в нём не царит подлинная религиозность. Христианская религиозность возникает не как результат какого-либо предпочтения философского характера, а вследствие настойчивого утверждения Иисусом Христом изначальной связи с Отцом как единственной возможности защитить ценность отдельной личности. Христианская религиозность — это на самом деле единственное условие существования человеческих ценностей. Перед человеком стоит выбор: считать себя либо свободным от всей вселенной и зависящим только от Бога, либо свободным от Бога, и тогда он становится рабом обстоятельств (ср. GS, 24).

Dignitatis Humanae (Достоинство человека) — декларация Собора о религиозной свободе, — ещё один важный документ II Ватиканского Собора. Dignitatis Humanae и Gaudium et Spes были одобрены накануне закрытия Собора в ходе заседания, на котором также было объявлено о взаимном снятии анафем 1054 года латинской и греческой Церквами. Вследствие этого акта Папа Римский и Константинопольский Патриарх обменялись письмами, которые вошли в историю как Tomos agapis, или «Книга любви» (Рим – Стамбул 1971 год). Эта декларация вызвала беспокойство определённой группы синодальных отцов.

В 1964 году Папа Павел VI встретился с Патриархом Константинопольским Афинагором и создал Секретариат по связям с нехристианскими религиями; эти два решения в дальнейшем окажут влияние на работу Собора.  

Заседание II Ватиканского СобораИтак, часть синодальных отцов образовала оппозицию этому документу и… не сдалась. Архиепископ Марсель Лефевр и его сторонники принципиально отвергли литургическую реформу, осуществлявшуюся после Собора, коллегиальность епископов, и особенно эту декларацию о религиозной свободе, в которой они усмотрели «союз Церкви и либеральных идей»; это несогласие привело к расколу в 1988 году после того, как в Ассизи по приглашению Папы Иоанна Павла II состоялась встреча представителей мировых религий, что явилось для «лефевристов» неопровержимым доказательством нового релятивизма (ср. Г. Бедуелл, История Церкви).

Заметим, что, как я уже сказал,  все соборные документы составляют органически единый комплекс, направленный на обновление миссии Церкви; всё богатство Предания излагается в этих документах применительно к современным условиям. Конечно, эти документы требуют честного и правильного истолкования в подлинном духе Собора. Однако если рассматривать их в полноте и единстве, документы II Ватиканского Собора не противоречат Традиции Церкви. Можно сказать, что четыре Конституции позволяют правильно истолковывать Декреты и Декларации, поскольку последние применяют учение Собора к жизни Церкви. Тогда как при рассмотрении отдельного документа, вне связи с полным контекстом, существует риск исказить его значение, неправильно применить указания и ложно истолковать всё учение Собора.

Можно ещё раз повторить, что II Ватиканский Собор показал Традицию, Предание в обстоятельствах современного мира, который нуждается в возвещении Христа, присутствующего в настоящем (ср. http://www.vatican.va/jubilee_2000/magazine/documents/ju_mag_01051997_p-21_it.html). Поэтому Собор обращается ко всем людям доброй воли, чтобы они приняли Христа, Свет, возвещённый всем народам. Блаженный Иоанн Павел II сказал, что II Ватиканский Собор является основополагающим событием в жизни Церкви в современную эпоху. Собор способствовал углублению и проявлению всех богатств, которые даёт Христос Своей Церкви. Собор оказал огромное влияние на развитие взаимоотношений между Церковью и миром в перспективе евангелизации и способности Церкви снова обращаться к современному подлинно ищущему человеку (ср. Insegnamenti di Giovanni Paolo II, том IX, 1, 1986, 1724).

Собор заложил основу и необходимые предпосылки для нового пути Церкви в современном мире. Церковь, как и Христос, всегда одна и та же вчера, сегодня и всегда, и поэтому она живёт Христом сегодня, всегда сегодня, и предлагает Его миру сегодня, в сегодняшних условиях (ср. Giovanni Paolo II, discorso alla curia romana, 22-12-1992: AAS, 85 (1993), 1014). Собор — и это тоже слова блаженного Иоанна Павла II — приготовил Церковь к переходу в третье — после явления Христа людям — тысячелетие (ср. Giovanni Paolo II, discorso del 1-12-1992 ai presidenti delle conferenze episcopali europee: Insegnamenti di Giovanni Paolo II, том XV, 2, 1992, 790).

Понимание Церкви как отраженного света Христа сближает II Ватиканский Собор с Отцами Церкви, которые с самых первых веков использовали образ mysterium lunae, тайны Луны, чтобы размышлять о природе Церкви и её деятельности. Подобно Луне, «Церковь светит не собственным светом, но светом Христа (fulget Ecclesia non suo sed Christi lumine)», — говорит св. Амвросий. А св. Кирилл Александрийский считал, что «Церковь объята божественным светом Христа, единственным светом в царстве душ. Итак, существует один только свет, и в этом свете сияет и вся Церковь, хотя она и не есть Сам Христос». 

II Ватиканский Собор стал «перспективой полного продолжения традиции первого тысячелетия, в соответствии не со строго математическим, но сущностным летоисчислением, и первое тысячелетие Церкви — это история Церкви семи Соборов, еще не разделённой Церкви […]. Ратуя за обновление Церкви, Собор не ставил перед собой цели ввести новшества — чего хотелось бы прогрессистам и чего боялись консерваторы, — но вернуться к тому, что было утеряно» (ср. Г. Морини).

Это замечание можно понять двусмысленно, если спутать его с историографическим мифом, представляющим историю Церкви как прогрессирующую деградацию и постепенный отход все дальше от Христа и Евангелия. Точно также нельзя поддержать искусственное противопоставление развития догматики во втором тысячелетии и Традиции, которой придерживалась в течение первого тысячелетия неразделенная Церковь. Как показал кардинал Шарль Журне, отталкиваясь от трудов блаженного Джона Генри Ньюмана, посвященных развитию догматики, полученный нами depositum, залог веры, не есть нечто мёртвое, но живое. А все живое живёт, развиваясь. Но  то же время понимание Церкви в Lumen gentium объективно соответствует тому пониманию, которого придерживались в первые века христианства. А именно: Церковь представляет собой не обособленный, заданный субъект. Присутствие Церкви в мире расцветает и продолжается как признание присутствия и действия Христа — на этом и стоит Церковь.

Иногда и в современной церковной среде многие христиане теряют представление об источнике Церкви, и кажется, что происходит своего рода переворот: Церковь понимается уже не как отражение присутствия Христа (Который созидает её даром Своего Духа), но как реальность, которая и в материальном, и в идеальном смысле должна самостоятельно утвердить и воплотить свое присутствие в истории. Эта вторая модель природы Церкви не соответствует вере и имеет вполне конкретные, разрушительные последствия.  

Если же, как подобает, Церковь понимается как отражение присутствия Христа в мире, тогда возвещение Евангелия не может проходить иначе, как посредством свободного диалога, при чём следует отказаться от всякого рода средств принуждения, как материальных, так и духовных. Именно такой путь указал Павел VI в своей первой энциклике Ecclesiam Suam, опубликованной в 1964 году, в которой он прекрасно выражает взгляд Собора на Церковь. В том, что Собор говорит о разделении между христианами и верующими других религий также отражено это понимание Церкви. Поэтому то покаяние за грехи и преступления христиан, которое Папа Иоанн Павел II высказал от лица всей Церкви в юбилейном двухтысячном году, которое многих потрясло и стало темой обсуждений в церковной среде, находится в полном созвучии с вышеописанным пониманием Церкви. Церковь просит о прощении не потому, что она следует логике мирской порядочности. Она делает это, потому что признаёт, что грехи её детей затемняют свет Христа, который она призвана отражать своим обликом. Все её дети — грешники, действием благодати призванные к святости. К освящению, которое всегда есть дар милосердия Бога, который не желает гибели ни одного  грешника, как бы ни был ужасен его грех. Теперь можно понять слова кардинала Журне: «Церковь — без греха, но не без грешников».

Понимание природы Церкви как отражения света Христа имеет определенные пастырские следствия. Присутствие христиан в мире не является результатом неких стратегий и предписаний, а проистекает из веры, то есть признания присутствия Христа и Его послания. Возможно, в современных условиях было бы проще, честнее и утешительнее, если бы пастыри, обращаясь к людям, не делали вид, что перед ними — только верующие люди. Как признал Бенедикт XVI в своей проповеди в Лиссабоне 11 мая 2010 года, «мы часто лихорадочно заботимся о социальных, культурных и политических следствиях веры, предполагая по умолчанию, что эта вера существует, но это допущение, к сожалению, всё менее реалистично» (Ж. Котье).

Символ веры Народа Божиего

Как мы сказали в начале, Папа Бенедикт XVI объявил Год веры в связи с пятидесятилетием открытия II Ватиканского Собора. Во время Собора достаточно большое количество синодальных отцов высказало Папе Павлу VI пожелание составить новый символ веры, или, вернее, новое исповедание веры. Были подготовлены разные проекты и разработаны различные схемы, но приемлемого текста в конце концов так и не получилось. Когда Папа Павел VI задумал Год веры, чтобы отметить таким образом девятнадцатое столетие мученичества апостолов Петра и Павла, идея нового исповедания веры немного странным образом возродилась.

Философ Жак Маритен находился на духовных упражнениях у Малых братьев Иисуса в Тулузе и не знал, что будет объявлен Год веры, но ему пришла мысль о новом исповедании веры. Он передал ее Павлу VI через кардинала Журне. К этому предложению прибавились результаты голосования Синода епископов в октябре 1967 года. 14 декабря того же года Папа поручил кардиналу Журне приготовить план текста, а тот попросил помощи у Маритена. Проект Маритена, который должен был стать просто подспорьем для Журне, тот отправил Папе без изменений. Папа им очень воодушевился и Символ веры народа Божиего был разработан именно на основе этого плана. Окончательный текст, который зачитал Папа, можно считать выражением верности Собора традиции Церкви. Во время общей аудиенции 9 августа 1981 года Иоанн Павел II сказал: «Павел VI утверждал нас в вере на протяжении всего своего понтификата, а особенно в течение Года веры, кульминацией которого стало торжественное, бесстрашное, пламенное провозглашение Символа веры народа Божиего». Это самый цитируемый в Катехизисе Католической Церкви текст Павла VI (14 раз). Это Символ веры, то есть краткое и органичное изложение содержания веры, которое рождается из крещальной веры и является основой катехизиса.

Поскольку вера есть познание через посредничество другой личности, она включает в себя межличностные отношения, познавательные способности, а также доверие и стабильность отношений. Это описание отношений учителя и ученика, друга, который был приобщён другим другом к жизни, которой он до этого не знал, но которая реальна. Невозможно отделить человека, приобщающего меня к новому знанию, от содержания этого нового знания. Вот почему Бог стал человеком и использовал слова человеческого языка. Он наделил человеческий язык способностью выражать истину. Церковь должна непрестанно прояснять и развивать содержание истины, скрытое за человеческими словами. В христианской вере нет никакого концептуализма, никакого интеллектуализма. Она стремится к реальности, стремится к тому, что Бог совершил для нас и даровал нам. Поэтому за Символом веры народа Божиего стоит подлинное представление о познании: «Помимо того, что доступно наблюдению и научной верификации, разум, данный нам Богом, касается бытия, а не только субъективного выражения структур и эволюции сознания». Возможно, эти слова восходят к тексту, составленному Маритеном. Символ веры народа Божиего рождается из высказанной множеством людей потребности в просвещении, помощи в их поиске истины или даже в их вере, которую они восприняли из традиции, но потом стали колебаться или натолкнулись на возражения.

Во все времена люди призваны переосмыслить тайну Бога, которая совершенно проста, но которая была передана нам внутри сложно устроенной истории и поэтому должно быть открыта заново, сформулирована заново, объяснена заново. Эту задачу на протяжении истории Церкви выполняли Соборы, и поскольку II Ватиканский Собор решил не завершать свою работу вероучительным определением, Павел VI исправил эту ситуацию этим исповеданием, «полным и ясным». Здесь собраны все истины о Христе и христианской жизни, высказанные Соборами: Никейскими, Константинопольскими, Ефесским, Халкидонским, Тридентским и I Ватиканским Собором, заканчивая догматами о Непорочном Зачатии и о Взятии Марии на Небо телом и душой. Но в него вплетено и учение последнего Собора о Церкви. Павел VI также настаивал на важности формального выражения истин веры. Мы не должны слишком легко забывать слова, которые Отцы Церкви подбирали на протяжении веков, часто ценой длительных споров. Конечно, это не означало потерять живое содержание этих слов.  Я думаю, что самым значимым плодом этого важного акта учительства Павла VI стал опубликованный 20 лет назад Катехизис Католической Церкви.

Папа Павел VI (Джованни Баттиста Монтини)На полпути между провозглашением Символа веры народа Божиего в 1968 году и уверенным исповеданием веры по случаю Торжества святых апостолов Петра и Павла 29 июня 1978 года, в котором не умалчивались живые и глубокие проблемы Церкви, произошло, однако, ещё одно, достаточно печальное, выступление Папы Павла VI. Это произошло до такой степени неожиданно (Папа прочитал не заранее подготовленный текст, а говорил спонтанно, печально опираясь на руку), и это было настолько драматическое проявление его глубоко раненого сердца, что даже L’Osservatore Romano не осмелилась опубликовать эту речь, ограничившись тезисами. С того времени полный текст этого выступления найти практически невозможно. Возможно, он есть на магнитофонных лентах Радио Ватикана.

Тот, кто помнит это выступление, помнит, возможно, и то, какое глубокое впечатление произвело упоминание Папой сатаны: «Через какую-то щель», — сказал Папа, говоря о Церкви как о храме, в котором полно трещин, — «внутрь проник дым сатаны». Результатом этого стали сомнения, неуверенность, беспокойство, неудовлетворенность, недоверие. Конечно, многие газеты написали о средневековом и ретроградном привкусе этого выступления Папы. Но в действительности в этом тексте больше всего поражают драматические слова, характеризующие то время: «Мы думали, что после Собора наступит солнечный день в истории Церкви. Но наступили смутные дни, буря, тьма, блуждание, неуверенность. Мы занимаемся тем, что роем пропасти вместо того чтобы устранять их». Упоминание о  дьяволе было для Монтини не новым: он говорил нечто подобное, когда был еще архиепископом Милана, и возвращался к этой теме и позже, например, в конспектах духовных упражнений, которые проводил в 1976 году кардинал Войтыла. Спонтанному и печальному выступлению 29 июня 1972 года предшествовали два других выступления за несколько дней до этого. 21 июня, в девятую годовщину избрания, он сказал: «Возможно, Господь призвал меня к этому служению не для того, чтобы я спас Церковь от переживаемых ею трудностей, а чтобы я пострадал за Церковь… у руля лодки Петра — не наша слабая и неопытная рука, а невидимая, но сильная и любящая рука Господа Иисуса». Как мы видим, в душе Павла VI бездна беспокойства и испытаний призывает бездну веры, доверия и, наконец, уверенного спокойствия. 24 июня, в день своих именин, обращаясь к кардиналам, он упомянул о запредельном усилии показать миру послание Христа. «Иногда кажется, что силы на исходе, что результаты несоразмерны стараниям. Но мы не падаем духом».

Павел VI называет Церковь колеблющимся  зданием, и говорит он так именно потому, что осознаёт возможную угрозу её единству. Поэтому он ставит на первое место точную интерпретацию Собора, которая не должна отрываться от традиции. Не существует никакой «новой Церкви», выдуманной изнутри. Бенедикт XVI вернётся именно к этому принципу герменевтики.

Наконец, в речи 29 июня, в которой, как на фреске, вырисовываются драматические времена понтификата Павла VI, но проявляется и его сила, его решительность, его постоянное стремление быть верным Христу, не теряя из виду крик современного человека. Верность Христу и драматическое ощущение собственного несоответствия, проникнутое доверием Христу, были самыми характерными чертами личности Папы Монтини. Он сам написал в размышлениях о страстях Господа: «Христос отражает в Себе человечность в её трагической, порочной реальности боли и греха. Человечность, заражённую проказой своих грехов, отражение самого пугающего зрелища – каждый может узнать здесь себя. Но для чего? Чтобы обвинить нас? Чтобы показать нам нашу ничтожность? Чтобы сорвать с нашего лица маску пустого притворного совершенства? Чтобы высмеять и оскорбить нас? Чтобы показать нам нелепое, эфемерное, фальшивое, мерзкое лицо нашего гуманизма? Нет, не для этого. А для того, чтобы мы нашли в Нём самих себя, чтобы взять на Себя все наши страдания, все наши немощи, ради бесконечного, молчаливого, тактичного, действенного сочувствия. Чтобы Он Сам стал нами, когда мы сами хотели бы не быть тем, что мы есть».

Религиозная свобода

Вернемся теперь к Декларации о религиозной свободе. В своей первой итоговой речи перед Римской Курией в декабре 2005 года Папа Бенедикт XVI сказал важные слова слова, которые заставили меня задуматься о значении II Ватиканского Собора. Он говорил о том, что его историческое значение заключается в том, что он вновь подчеркнул — в частности, в Конституции о Церкви в современном мире и в Декларации о религиозной свободе — глубокую связь между христианством и просвещением, стремясь к истинному примирению Церкви и современности, которое является великим достоянием, требующим бережного отношения с обеих сторон (ср. «Европа Бенедикта в кризисе культур», 57-59; ср. также Бенедикт XVI, Речь к Римской курии, 22 декабря 2005).

Декрет II Ватиканского Собора о религиозной свободе стал, с этой точки зрения, решающим шагом вперёд, потому что он признавал и принимал главный принцип современного государства, не впадая в релятивизм, но открывая и актуализируя самое глубокое наследие христианства (ср. Бенедикт XVI, Речь к Римской курии, 22 декабря 2005).

Итак, II Ватиканский Собор настаивал на том, что религиозная свобода — это неотъемлемый элемент человеческого достоинства. Христианин любой эпохи мог бы подписаться под этим утверждением, основываясь на традиции Церкви, именно потому, что религиозная свобода вырастает из христианства. В этом смысле, Dignitatis Humanae — это очень важный текст, который вполне вписывается в русло Предания всей истории Церкви и говорит современному человеку нечто важное. Декларация о религиозной свободе стала камнем преткновения как во внешних отношениях, например, между Церковью и современными государствами, так и во внутренних: как мы уже сказали, епископ Лефевр и вслед за ним Братство Пия Х считают, что этот документ противоречит тому, чему учит Предание.

Однако Церковь не может не защищать свободу религиозного выбора, потому что религиозная свобода родилась и возрастала именно на почве христианства. В качестве примера мы можем здесь сказать, что Тертулиан защищал христиан именно на основе права человека на свободу религии, libertas religionis (ср. Apologeticum, 24, 6). Именно христианство превратило религию в личный выбор, отделив религиозную принадлежность от гражданской, культурной и этнической.

В девятнадцатом веке начинают уже говорить о свободе совести наряду с религиозной свободой и вместо религиозной свободы. Но свобода совести воспринимается здесь уже как свобода не верить, как освобождение от догм, и тогда понятно, почему  Церковь не может согласиться с теми тенденциями, которые ставят целью принудить христианина отказаться от догм и от нравственной доктрины Церкви, от прочного и надёжного учения ради того, чтобы присоединиться к общему сомнению. Государство заменило религиозную свободу свободой совести, чтобы уравнять все культы и таким образом отделить Церковь от общества и проложить путь религиозному релятивизму. На самом деле даже сегодня ещё многие верующие истолковывают религиозную свободу как индивидуалистическую свободу веровать и действовать в соответствии с собственным представлением о христианстве.

Но зададим себе вопрос: в чём заключается религиозная свобода? Согласно Dignitatis Humanae, религиозная свобода — это право, основанное на достоинстве человеческой личности. Это достоинство закреплено в самой природе человека, существа, созданного свободным и стремящегося к истине (ср. DH).

Можно сказать, что центральная мысль Dignitatis Humanae вполне вписывается в учение Папы Льва XIII, согласно которому религиозная свобода должна реализоваться без какого бы то ни было внешнего принуждения, как мы уже сказали: содержание этой свободы заключается в отсутствии какого-либо принуждения в религиозной сфере со стороны отдельных лиц, социальных групп или какой-либо власти (ср. DH, 2).

Однако религиозная свобода не заключается в праве принимать решения в религиозной сфере в соответствии с собственными предпочтениями. Акт веры или вообще вера является прирастанием к Богу, Который открывает Себя, и свободным послушанием Его Слову. Вера не совпадает с исповеданием некоего субъективного мнения.

Также нужно ясно сказать, что в силу своей радикальности  право на религиозную свободу имеет общинный характер. Государство, будучи на службе человеку, обязано гарантировать свободу всех своих граждан в том, что касается религии. Государство должно гарантировать права всех своих граждан в этой сфере, избегая двух крайностей: не вводить принудительно какую-либо государственную религию и не практиковать идеологию лаицизма, которая  априори нацелена на уничтожение религии как таковой.

Утверждая религиозную свободу, Dignitatis Humanae предупреждает, что свобода не заключается в отрицании, в отказе от какой-либо связи. Наоборот, религиозная свобода заключается в пережитой на опыте связи с Богом и Его божественным законом. Согласно Dignitatis Humanae, по крайней мере, в двух пунктах существует принципиальное согласие (concordia в латинском тексте) между концепцией религиозной свободы  и современными конституциями государств. С одной стороны, свобода вероисповедания защищена, когда Государство защищает свободу своих граждан в области религии. С другой стороны свобода Церкви, ради которой сама Церковь воевала с земными властями в течение многих столетий, защищена там, где отдельным личностям и различным общинам гарантируется общее право на религиозную свободу.

Надо сказать, что к сожалению в действительности спустя пятьдесят лет после окончания Собора ситуация в мире в том, что касается религиозной свободы, далеко не благополучна. И эта ситуация возникла, поскольку религиозная свобода не воспринимается как онтологическое измерение личности, а лишь как право, следующее из демократического плюрализма, который принижает свободу и запрещает её публичное выражение. Везде, хотя, конечно, в разной степени, законодательство вмешивается в область свободы совести и религии. В качестве примера мы можем говорить о нормах, попирающих достоинство человеческой жизни, брака, семьи. Однако и сама человеческая личность подвергается преследованию, даже если это не везде происходит открыто в виде гонений. Нельзя отрицать систематическое умаление и уничтожение иудео-христианского понимания человека.

Сегодня мы также являемся свидетелями расцвета секуляризма и релятивизма и распространения новых религий, которые не признают основополагающую разницу между тем, что кесарево, и тем, что Божие (ср. Мф 22,21). Но свобода совести и религии сохраняется благодаря именно этому разделению. Это разделение родилось в христианстве, его, так сказать, «придумал» Иисус, и оно учитывает Божественную свободу и свободу совести, защищает правовое государство и плюрализм, общинную и индивидуальную свободу. Этот принцип находится в сердце социальной доктрины Церкви (ср. R. Minnerath).

Миссионерское измерение Церкви

Теперь я хотел бы коснуться ещё одной важной темы II Ватиканского Собора: «Миссионерское измерение Церкви». Бог дал нам дом, и этот факт рождает в нас, христианах, безмерную благодарность. Мы не одиноки, мы не идем неизвестно куда, нет, — у нас есть дом, куда мы стремимся. Собор назвал Церковь странницей на земле. Мы — странники, потому что дарованное нам земное пристанище — не окончательно, это лишь предвкушение окончательного дома. Бог дал нам дом, в котором мы должны постоянно возрождаться для миссии, который мы покидаем, чтобы призвать других, чтобы быть островками памяти в океане забвения.

Сегодня мы видим христианство, которое уже не представляет интереса  для реальной жизни человека, оно больше не является центром его привязанностей, оно подобно змеиной коже, которая постепенно слезает, сходит на нет из-за показной формальности, превращаясь в свод правил, либо из-за ритуальности, вырождаясь в набор поверий. 

Для меня вера — это ответ на вопросы моего существования. В Католической церкви  после II Ватиканского Собора стали всё чаще говорить об отделении веры от жизни и о необходимости новой встречи между этими двумя реалиями. Но только при условии постоянного понимания и переживания христианского события эти два слова, вера и жизнь, перестают быть просто терминами, частью какого-то слогана, архаичного утверждения, не способного указать человеку путь, по которому он мог бы идти.

Нередко и «среди православных можно встретить представление о том, что после II Ватиканского Собора Католическая Церковь избрала курс соглашательства и компромисса с сим миром» (Игумен Филипп (Рябых), Папа Бенедикт XVI и диалог Римско-Католической Церкви с Православными Церквами, Мюнхен 25.05.2010).

Сегодня, на мой взгляд, существуют две тенденции, которые уничтожают смысл миссии и, поэтому, умаляют значение идеи свидетельства, то есть подлинного присутствия Церкви в мире. Определю эти две тенденции словами «спиритуализм» и «бюрократия». 

Спиритуализм сводит христианство лишь к индивидуалистическому отношению человека с Богом, духа индивидуума с Божиим Духом и таким образом лишает Церковь её живого и видимого значения, а отдельного христианина — конкретного места принадлежности и необходимости свидетельства.

С другой стороны всё больше разрастающаяся бюрократия ограничивает жизнь Церкви и её свидетельство в мире церковными собраниями, конференциями, выступлениями. Бюрократия уничтожает осознание ответственности за личное свидетельство о Христе.

Обе тенденции имеют одни и те же корни. В них отсутствует красота христианства, пережитая в реальном и жизненном опыте общения, общины. Без этой красоты, без этого реального общения — ради чего свидетельствовать о христианстве? Ради чего оставлять всё и следовать за Христом? Не хватает осознания принадлежности живому, конкретному организму, который являет в жизни человека величие, красоту принадлежности Христу.

Мы можем сказать, что миссия, т.е. обязанность быть посланниками, быть свидетелями — это неотъемлемое измерение жизни христианина, поскольку эта жизнь питается общением со Христом, переживаемым в общине Церкви, которой мы принадлежим. 

Единство христиан

Папа Павел VI и Вселенский Патриарх АфинагорГоворя о миссии, мы, конечно, не можем не затронуть вопрос экуменизма. Декрет II Ватиканского Собора об экуменизме Unitatis redintegratio открывается словами: «Способствовать восстановлению единства всех христиан — это одна из первоочередных задач Священного Вселенского II Ватиканского Собора. Ведь Христос Господь основал единую и единственную Церковь» (UR, 1).

Только Святой Дух способен восстановить единство (UR, 1; 4), потому что Он есть Дух единства и примирения. Сам Иисус перед Своими Страстями молился, дабы все Его ученики были едино (ср. Ин 17,21). Он основал не много разных церквей, а одну единую Церковь. Новый Завет рисует перед нашим взором образ первой Иерусалимской общины и утверждает, что у всех было одно сердце и одна душа (ср. Деян. 2,44-47).

В нашем общем Символе веры мы исповедуем веру в единого Бога, единого Господа Иисуса Христа, единого Духа Святого и единое Крещение, а также в «единую, святую, вселенскую (соборную) и апостольскую Церковь». В своём Послании к Ефесянам апостол Павел пишет: «Одно тело и один Дух, … один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас» (Еф 4,4-5). 

Разделение Церквей противоречит воле Иисуса; оно есть грех, а для мира — соблазн. Люди ожидают от нас, христиан, не противостояния — этого в мире уже достаточно. От нас ожидают свидетельства единства и примирения. Мы должны быть свидетелями и миротворцами. Мне кажется, что с этой точки зрения встреча Патриарха Кирилла с Председателем Конференции католических епископов Польши очень важна.

Необходимо также отметить, что Восток и Запад, как говорит ВВС, с самого начала приняли от апостолов наследие «в различных формах и многообразно» (UR, 14). К этому добавилось и другое: они говорили на разных языках, имели различную культуру и менталитет.

Вопреки этим различиям, Восток и Запад в течение многих столетий жили в братском общении. Апостолы славянских народов Кирилл и Мефодий проводили свою миссионерскую деятельность с благословения Рима и Константинополя. Даже Крещение Киевской Руси при Князе Владимире в 988 году состоялось при неразделенной Церкви. Итак, Восток и Запад, Латинская Церковь и славянские Православные Церкви, несмотря на все различия, имеют один общий корень и одно общее богатое наследие, о чём настойчиво напоминает блаженный Иоанн Павел II в энциклике Slavorum Apostoli.

Церковь на Востоке и на Западе должна вновь дышать обоими лёгкими (ср. Ut unum sint, 54). Собор признал богатство наследия Восточных Церквей (ср. Orientalium ecclesiarum, 1; Unitatis redintegratio, 17) и покончил с продолжавшейся политикой латинизации Востока, которая вызывала столь глубокое недоверие.

Блаженный Иоанн Павел II начинает своё Апостольское послание Orientale Lumen словами: «Свет Востока просветил Вселенскую Церковь». На самом деле, христианство возникло на Востоке, первые Вселенские Соборы, признаваемые обеими Церквами, проводились на Востоке, Восточные Церкви передали Вселенской Церкви огромное богатство духовной и богословской мудрости, искусства и культуры. 

И приведём ещё один, более актуальный аргумент. Дерзновенное свидетельство многочисленных мучеников нашего века, принадлежащих ко всем Церквам, придаёт новую силу Соборному призыву и обязывает нас принять и осуществить его требование (ср. Ut unum sint, 1). Во всех Церквах ни в одном веке не было столько мучеников за веру Христову, как в прошедшем XX столетии. Если верно то, что пишет о преследовании христиан в III веке Тертуллиан, т.е. что кровь мучеников — семя новых христиан, то мы можем с уверенностью сказать, что кровь многочисленных мучеников всех Церквей, как Православной, так и Католической, — это семя единства Католической и Православной Церквей.

Ясно, что в плане человеческом путь к полному церковному общению представляется нелегким. Мы задаёмся вопросом: что конкретно мы можем сделать сегодня для достижения этой цели? 

Во-первых, мы должны преодолеть предрассудки и искать возможности для взаимного познания и понимания. 

Устойчивые предрассудки и глубоко укоренённые идеи-клише имеются у обеих сторон; они существуют и у католиков, и у православных. Однако, при более тщательном рассмотрении, в большинстве случаев они не соответствуют действительности. 

Необходимо содействовать достижению взаимопонимания. Мы слишком мало знаем друг друга. Мы должны учиться лучше узнавать, понимать и ценить друг друга. Но это возможно только тогда, когда мы встречаемся друг с другом, когда мы протягиваем друг другу руки и смотрим в глаза.

Уже сегодня, не поступаясь против совести или какого-либо канона церковного права, мы могли бы делать гораздо больше, чем делаем обычно, начиная с самых простых вещей: посещать друг друга, приглашать других на свои праздники, совместно участвовать в похоронах, проявлять сочувствие при бедствиях, но также и сорадоваться по случаю радостных событий, оказывать взаимную помощь в нужде. 

Единство Церкви — это единство в истине. Поэтому совместная работа и обмен между богословскими факультетами, академиями и институтами также имеют большое значение. Здесь, открывая этот учебный год, я хочу выразить поддержку стараниям по установлению взаимоотношений между нашей Духовной Семинарией и Православной Академией. Есть хорошие контакты между учебными заведениями в Москве, Минске, Милане, Риме.

Церковь по своей природе является миссионерской (ср. Ad gentes, 2). Естественно, манера и способ, согласно которым Церковь выполняет свое миссионерское предназначение, зависит от конкретных условий. Следовательно, наша миссионерская обязанность должна выполняться в духе сотрудничества с Русской Православной Церковью. Католическая Церковь присутствует здесь не с сегодняшнего дня, а на протяжении столетий. И история показывает, что её пастырская и благотворительная деятельность прекрасно сочетается с братским духом. 

Не нужно забывать, что единство Церкви есть дар Святого Духа. Поэтому мы должны желать новой Пятидесятницы и молиться о ней.

И в конце этого пункта я хочу сказать, что на самом деле именно правильное понимание экуменизма может сблизить наши общины. Экуменизм — это не некая идеология терпимости, а опыт христианской любви. Именно поэтому мы не можем назвать экуменизм утопией или идеологией. В самом деле, экуменизм — это взгляд, которым человек, который принадлежит Христу, может смотреть на всё.

Необходимо проникнуться тем же чувствованием, которое побудило Бога сделался человеком, облечься в нашу плоть, преодолеть какую бы то ни было дистанцию и отчуждённость между Ним Самим и нами. Он соединил далёкие народы и сотворил из них, как говорит апостол Павел, единый народ.

Но тогда миссия — это любовь. Любовь Христова объемлет нас! Нам нужно вновь ощутить то пламя, о котором говорит апостол Павел в пятой главе второго послания к коринфянам: любовь Христова объемлет нас, потому что Он умер за всех, чтобы живущие уже не для себя жили, но для Него, умершего за них и воскресшего. (ср. 2Кор 5,14-17). Любовь Христова объемлет нас, память о ней определяет содержание всего, что движет нашей жизнью. 

Страстный пыл, которым любовь Христова наполняет  нас, побуждает нас участвовать в том, ради чего Он явился, умер и воскрес: чтобы все живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего. Это ли не экуменизм в самом точном смысле этого слова?

Жизнь становится тоскливой и скучной, если в ней отсутствует этот пыл, если нет ясной цели, ради которой всё существует: чтобы все живущие жили уже не для себя, но для умершего за них и воскресшего.

Миссия Церкви тесно связана с призванием. Таким образом, мы подходим к последнему пункту нашего доклада об актуальности II Ватиканского Собора: истинным измерением человеческого существования является жизнь как призвание.

Призвание христианина определяется новым рождением, даруемым в Крещении. Новый человек призван подражать Христу и благодаря этому открыть в Нём самого себя. Подражать не в общих чертах, но открыть собственную принадлежность к личности Иисуса и к рожденному Им новому народу.

Мы уже сказали, что «главное основание человеческого достоинства в его призвании к общению с Богом: стать благодаря Христу и во Христе сыном Божиим. Созданный Богом может полностью найти самого себя только через искреннюю самоотдачу» (ср. Gauduim et Spes, 24).

В этой связи II Ватиканский Собор учит, что «христианским супругам и родителям надлежит, следуя собственным путём, на протяжении всей своей жизни верной любовью взаимно поддерживать друг друга в благодати и прививать христианское учение и евангельские добродетели детям, которых они с любовью приняли от Бога. Так они подают всем пример неутомимой и щедрой любви, созидают братство любви и становятся свидетелями и сотрудниками плодовитости Матери Церкви в ознаменование и в сопричастие той любви, которой Христос возлюбил Свою Невесту, предав Себя за неё» (LG, 41) (ср. Бенедикт XVI, Проповедь на V Всемирной встрече семей в Валенсии, 09.07.2006).

Источник и цель каждого призвания — это сам Христос. Иисус Христос есть Человек совершенный, образец сыновней свободы. Он учит нас сообщать другим Его любовь: «Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей» (Ин 15,9). Таким образом Христос является источником призвания к священству.

Священство

II Ватиканский Собор посвятил теме священства два документа: один — по подготовке пресвитеров, Optatam totius, второй — о служении и жизни священников, Presbyterorum ordinis.

Декрет Presbyterorum Ordinis говорит о сути священства как о сообразовании со Христом, а тогдашний кардинал Ратцингер, комментируя данный Декрет по случаю тридцатилетия его издания, в свою очередь отмечает, что «если священника называют рабом Иисуса Христа, значит, его внешнее бытие в решающей мере определяется областью отношений… Он — служитель Христа по самой своей сути, и лишь укореняясь в Господе, ради Него и с Ним, служит людям».

Ратцингер объясняет что слово «раб» означает определенную связь со Христом. Что же за связь налагается на личность пресвитера в момент его рукоположения? Рукоположение в священники подразумевает, что отныне и навсегда данная личность не принадлежит более себе. Пресвитер «порабощён» Христом ради исполнения задачи, которую Христу угодно возложить на него: задачи особой, неповторимой, которую священник должен открыть.

Священство возможно понять, лишь смотря на связь Иисуса с Богом-Отцом.  Как Христос исполняет волю Отца, так и пресвитер исполняет миссию, возложенную на него Христом. 

Священники — это люди среди людей. Они живут среди людей, потому что к этому призвал их Иисус, потому что именно это Он избрал и для Себя Самого: живя среди людей как братья, священники подражают Христу. В то же время, пресвитеры не могут сообразовываться с веком сим, отождествляться с мировоззрением мира, хотя они и живут среди людей (PO, 2).

Наконец, Presbyterorum ordinis возвращается к теме священник – наставник народа, рассматривая её более подробно. Задача воспитания — это задача созидания единства. Пресвитер должен собирать семью Божью как братство, живое и единое; поэтому ему сообщается особая духовная власть, чтобы он был наставником, вдохновителем единства. Он должен развивать призвание каждого человека: поэтому священникам, как наставникам в вере, надлежит заботиться о том, чтобы во Святом Духе всех верных учить заботиться об их собственном призвании по Евангелию, приводить их к нелицемерной и действенной любви и к той свободе, которой Христос нас освободил (ср. М. Камизаска, Вызов отцовства).

Заключение

Закрывая II Ватиканский Собор, Папа Павел VI спрашивал: «Какова религиозная ценность нашего Собора? Сможем ли мы сказать, что мы прославляли Бога, старались глубже познать Его и Его любовь? Возрастали ли мы в созерцании Его любви? В священнопраздновании Его присутствия на земле? В возвещении Его спасения людям, которые смотрят на нас, видя в нас пастырей и наставников?»

И Папа ответил: «Да. Может быть, это прозвучит немного наивно, но — да!», потому что религией нашего Собора стала именно любовь. И никто не может упрекать нас в этом, потому что мы следовали тому, чему Сам Христос учил нас: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (ср. Ин 13,35). И в нас прозвучали слова апостола Иакова: «Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцем есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира» (ср. Иак 1,27); и ещё мы вспомнили слова святого Иоанна: «Кто говорит: "я люблю Бога", а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1Ин 4,20). (ср. Павел VI, Обращение к народу Божиему, 08.12.1965).

Именно в этом, по-моему, и заключается актуальность II Ватиканского Вселенского Собора, как я попытался показать, рассматривая главные вызовы, перед которыми мы стоим сегодня.

Комментировать: